Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Нельзя же, — про себя ужаснулась Дина. Потом, отвечая на его поцелуи, обняв его, она и сама не поняла — как покрывало полетело на пол. "Такое счастье, — шептал ей муж, — такое счастье быть с тобой, любовь моя".

Пламя свечи заколебалось. Дина, разметавшись на кровати, раскинув руки, кусая губы, простонала: "Я люблю тебя!"

Она уже ничего не помнила, — только свое частое дыхание, короткую, быструю боль и счастье — такое счастье, что она, скребя пальцами по шелковой простыне, одновременно плача и смеясь, шептала мужу что-то неразборчивое, нежное, не отпуская его, прижимая к себе.

Дина озабоченно подняла голову и тут же уронила ее обратно, на теплое, крепкое плечо мужа: "Надо же…, на вторую кровать…, а тут ее нет".

— В детской есть, узкая — Аарон стал целовать маленькую, красивую грудь. "Когда надо будет — я там буду спать, заодно, — Дина услышала, как он смеется, — за детьми присмотрю. А когда не надо, — жалобно попросил он, — ты не выгоняй меня, а?"

Дина перевернулась на бок, и, поерзав, согласилась: "Не буду".

— Вот и хорошо, — он провел губами по нежной спине, по спускающимся на шею белокурым завиткам волос. "Тебе же завтра после заката в микву?"

— Ага, — томно ответила жена, и, — Аарон почувствовал, — нахмурила брови. "Нельзя же днем, — шепнула Дина, — нескромно".

— Тут очень плотные занавески, — уверил ее муж. "Хочешь, встану и задерну, сама убедишься".

— Я… — простонала девушка, укрывшись в его руках, — никуда тебя сейчас не отпущу, Аарон Горовиц".

— Очень хорошо, — он почувствовал под пальцами горячее и мягкое: "Я и сам — никуда не пойду, любовь моя". Уже засыпая, баюкая ее, Аарон напомнил себе: "С утра собак покормить, потом в саду розу сорвать, и Дине принести, потом завтрак сделать. Незачем ей к очагу вставать, пусть отдыхает. Счастье мое".

Он ласково поцеловал жену в губы. Дина, зевнув, уютно сопя ему в ухо, еще успела проговорить: "Хорошо…". Он закрыл глаза, и увидел ее, сидящую под гранатовым деревом, в лазоревом, в цвет глаз платке, в светлом, летнем платье. Она что-то шила, а младенец, — тоже белокурый, — дремал в колыбели, что стояла рядом. Аарон так и заснул — улыбаясь, вдыхая ее запах — сладкий, тихий запах дома.

Иосиф спешился. Протянув руки к жене, он поставил ее на землю. Над лесистыми холмами сверкали крупные, яркие звезды. Джо прислушалась и зачарованно сказала: "Ручей! Где мы, Иосиф?"

— Десять миль к западу от Иерусалима, — он вдохнул запах свежести. Привязав лошадей, Иосиф велел: "Иди ко мне".

Она была высокой, тонкой. Целуя стройную шею, развязывая шнурки на воротнике ее мужской рубашки, Иосиф усмехнулся: "Платье твое и платок в седельной суме лежат. Как будем в город возвращаться — переоденешься". Он провел ладонью по коротким волосам. Едва сдерживаясь, взяв ее за руку, он открыл тяжелую дверь домика, стоявшего у ручья.

В низкой, с каменным полом комнатке, пахло кедром, брошенное у стены сено было укрыто холстом. Он чиркнул кресалом и зажег свечи. В маленькое окно была видна полная, яркая луна, что висела в темном небе.

Он потянул через голову ее рубашку. Наклонившись, Иосиф припал губами к круглому, розовому шраму повыше локтя. "Когда ты меня осматривал, там, на корабле, — задыхаясь, обняв его, сказала Джо, — я думала, что сейчас умру от счастья. Дай, — она припала к его губам, прижалась к нему еле заметной грудью, — дай мне сделать это сейчас…"

— Нет, — Иосиф опустился на колени и стал раздевать ее, — сначала я. Подожди, — он остановил жену. Джо, почувствовав его губы, — задрожала, положив руки на темноволосую голову. "Я не смогу, — сказала она тихо, — не смогу терпеть…, я хочу закричать, — девушка откинулась назад. Иосиф, любуясь нежной, белой кожей, шепнул: "Кричи, любовь моя, сколько хочешь".

Она вцепилась жесткими пальцами в его плечи: "Как в море. Только свобода, только ветер в лицо, только шелест парусов над головой. Господи, спасибо тебе, спасибо за все".

Сено было мягким, пахло травами и цветами, и она казалась отлитой из лунного света. "Помнишь, — он устроил ее на себе, — я тебе сказал, на корабле, что все остальное, что буду делать с тобой — будет из-за любви?"

Джо отчаянно прикусила руку. Застонав, она закивала коротко стриженой головой. "Вот это, — он рассмеялся, — будет из-за любви, и это, — Джо ощутила его ловкие, сильные пальцы, — тоже".

Потом она встряхнула его за плечи и рыкнула, как львица: "Хочу!"

— Знаю, — муж нежно перевернул ее, — знаю, Черная Джо. Терпи, — он рассмеялся. Джо, потянувшись, обняв его всем телом, потребовала: "Сейчас!"

— Как первые люди, — подумала Джо, — в саду Эдемском. Господи, как хорошо, я вся его, вся и так будет всегда.

Потом он уложил ее на себя. Гладя по стриженой голове, целуя распухшие губы, Иосиф весело сказал: "Два года мне это снилось, каждую ночь, а теперь я намерен наверстать упущенное. Я тебя люблю".

Ее светло-голубые глаза мерцали, как звезды. Она потянулась всем худым, длинным телом, и прошептала ему на ухо: "Я тоже. Мы ведь можем не возвращаться завтра в город".

— Мы и не будем, — он провел пальцами по косточкам позвоночника и развернул ее: "Там есть что-то, к чему ты просто обязана прикоснуться. Вот так, да".

— А еще вот так, — томно проговорила Джо. Он, усадив ее удобнее, услышав ее сдавленный стон, подумал: "Сильнее смерти. Сильнее всего".

Она уже засыпала, угревшись у него под боком, прижавшись щекой к его большой ладони, как вдруг, смешливо сказала: "Завтра окунусь в ручей, как положено, и четыре дня тебе даже трогать меня нельзя".

— Еще чего, — Иосиф шлепнул ее пониже спины. "Руку отбить можно, — ворчливо рассмеялся он. "Потом, когда надо будет сходить в микву — сходишь. Я даже согласен на отдельной кровати спать, благо их у нас целых три сейчас. И прикасаться к тебе — тоже не буду, а пока дай мне, — он нежно прикоснулся губами к ее закрытым векам, — дай мне побыть с тобой, мое счастье. Пожалуйста".

Джо обняла его. Она устроилась на его плече, щекоча ему ухо короткими волосами. "Хорошо, — томно сказала она, — уговорил".

— Девчонка, — ласково сказал Иосиф. "Спи, моя любимая, моя единственная девчонка, — он был не в силах разомкнуть руки, не в силах отпустить ее, — даже на мгновение. Джо, тепло, размеренно дыша, сонно кивнула головой: "Сплю".

Степан поднял голову и прислушался к звукам наверху — дети затихли. Он посмотрел на жену, что сидела со склоненной головой за столом в гостиной: "Я не верю ни одному твоему слову. Это мой старший брат, я его знаю всю мою жизнь, и я ему доверяю. Прекрати лгать, Лея".

Жена посмотрела на огни свечей и ничего не ответила.